Миндальное сердце  - Черстин Лундберг Хан

Я стиснул зубы и изо всех сил попытался стоять спокойно; у меня было такое чувство, что вокруг меня все кружится.

Но тут я наконец услышал, как Ханна открыла дверь и вышла в коридор. Я выглянул из-за занавески, пулей выскочил из ванны и на цыпочках прошел по коридору. Оказавшись в прихожей, потянул на себя входную дверь, а потом с грохотом ее захлопнул. Возможно, слишком сильно, но все должно было выглядеть так, словно я только что вошел в квартиру.

– Эй! Вы где? – крикнул я, постаравшись, чтобы мой голос звучал ровно.

Из гостиной появился Хьюго.

– Где ты был? – спросил он. – Мы думали, ты спрятался.

– А… – как можно беззаботней ответил я, – мама звонила.

И я махнул рукой в сторону входной двери. Пусть думают, что я специально выходил на лестничную площадку, чтобы поговорить по телефону. Рядом с Хьюго возникла Бие. Она наморщила лоб.

– Так ты выходил, чтобы поговорить с мамой? Что-то серьезное, да?

– Да так, – отозвался я, – ничего особенного. Ну что, будем перекусывать?

Я почувствовал, как у меня краснеют щеки. Как же трудно выглядеть обычно, когда врешь!

– А у тебя ноги сырые, – показала пальцем Бие.

Я посмотрел вниз и увидел, что одна моя нога оставила на полу мокрый след.

– Будешь кока-колу? – спросил Хьюго.

И мы все отправились на кухню. К счастью, кроме меня, больше никто не заметил цепочку мокрых следов, тянущихся из ванной.

После стакана колы с бутербродом я почувствовал себя почти в норме. Очнувшаяся от спячки весенняя муха билась в оконное стекло на кухне у Хьюго.

– Бедняжка Майя, – вздохнула Бие, имея в виду то, что случилось со Снутте.

Мы с Хьюго согласно кивнули.

– А если бы ты захотел, то какое бы животное себе завел? – рискнул спросить я Хьюго.

– Да никакое. У меня же аллергия, – ответил тот. – И у папы тоже. И у сестры. К тому же животные меня не интересуют.

– Да, но вот если бы у тебя не было аллергии, – настаивал я. – Разве тогда не захотел бы ты завести себе собаку, например?

– Не-е, фу, – скривился Хьюго. – Они… плохо пахнут. А еще за ними нужно убирать какашки. Ни за что!

Он зачерпнул ложкой шоколадный крем из банки и принялся размазывать его по ломтику хлеба.

– Кака-а-ашка, – страшным голосом прошептал он и ухмыльнулся.

Бие рассмеялась. Но мне показалось, что она смеется надо мной.

– Но… – начал я, – есть ведь пластиковые пакеты. Никто не заставляет тебя брать какашки прямо руками.

– Да, но запах, – настаивал Хьюго. – Молекулы этой вони влетают тебе прямо в нос. Какашкины молекулы. Бе-е!

Он откусил бутерброд и закатил глаза.

– А ты, – повернулся я к Бие, на Хьюго я при этом старался не смотреть. – Ты бы хотела завести себе домашнего питомца? Ну, кроме золотых рыбок, конечно?

Бие пожала плечами.

– Пожалуй, – отозвалась она. – Но мы летом часто бываем в отъезде.

И после этого Бие с Хьюго принялись разговаривать о совсем других вещах – кажется, о каких-то смешных роликах на ютубе, или о том, что случилось на физре, или о том, чем они займутся на пасхальных каникулах. Я так и не понял, о чем они болтали. С тем же успехом они могли рассказывать о короле, который собрался полететь на Луну, и я бы все равно их не услышал, потому что в этот момент меня занимало совсем другое. Стоило мне подумать о домашнем животном, которого у меня нет, но которое мне бы очень хотелось иметь, как эти мысли сразу вытеснили из головы все остальные. В моем сердце есть уголок, словно специально отведенный для симпатичного маленького зверька. И если у меня никогда не будет домашнего питомца, то частичка моего сердца просто-напросто умрет, исчезнет. Вот что я понял в тот момент.

– Ты чего такой серьезный? – внезапно спросил меня Хьюго. – Взбодрись, нам пора идти на похороны.

Мы шли через парк в рощицу, где должны были состояться похороны Снутте. Было по-настоящему тепло и солнечно, мы шагали, расстегнув куртки, и представляли, что на дворе уже лето. Ну, может, не совсем лето, потому что между кустов до сих пор встречались серые кочки нерастаявшего снега. Но весна – это точно. На клумбах начали проклевываться зеленые ростки, и чуть-чуть, самую малость, пованивало собачьими какашками, когда мы шли напрямик через парковую лужайку. Должно быть, не все убирают за своими собаками.

– Фу, – сморщился Хьюго и посмотрел на меня.

Я сделал вид, что ничего не заметил, но все же задержал дыхание, когда мы проходили мимо места, откуда воняло больше всего.

– Вот это да! Оскар! – послышался внезапно чей-то голос.

Я закрутил головой и увидел тетеньку в черном спортивном костюме и розовых кроссовках, бодро размахивающую палками для ходьбы. Это была моя бабушка! Я знал, что бабушка начала тренировки, потому что она говорила об этом при каждой нашей встрече. Но я еще ни разу не видел ее в действии, так сказать. От быстрой ходьбы у бабули раскраснелись щеки, а лоб блестел от пота.

– Привет! – улыбнулся я.

– Куда это вы? – спросила бабушка.

– Мы идем хоронить кролика, – ответила Бие.

– Как замечательно! – обрадовалась бабушка. – Покупать ролики. А где будете кататься? Прямо здесь, в парке?

Она очень плохо слышит, моя бабушка, отчего с ней вечно случается масса недоразумений. Разве что за исключением тех случаев, когда на ней слуховой аппарат, но бабуле он не нравится.

Бие, пожав плечами, улыбнулась. Они с Хьюго давно уже привыкли к моей бабушке.

– Да-а, а я вот решила пройтись, подышать свежим весенним воздухом, – продолжила бабушка и глубоко, с наслаждением вдохнула. – Совсем скоро распустятся почки на деревьях. Помню, мы с Анной-Леной ездили в Португалию, когда там цвели миндальные деревья. Ах, что это было за зрелище. Словно все небо в цветах!

– Миндальные деревья? – удивленно переспросила Бие. – А я думала, что миндаль – это орех.

– Да, – кивнула бабушка, – я тоже так раньше думала. Но оказывается, миндальные деревья приносят зеленые плоды, которые очень похожи на сливы. – Бабуля поудобнее перехватила палки одной рукой и, жестикулируя другой, принялась рассказывать дальше: – И в середке этого плода находится большая твердая косточка, а уже внутри нее лежит сам миндаль. Словно… маленькое сладкое сердечко.